Милая моя

Кап-кап-кап-кап-кап … . Откуда? Дождь за окном? Звук падающей воды выдернул его из объятий тревожного и поверхностного старческого сна. Он провел сухонькой ладонью по лицу, по волосам, словно проверяя, на каком свете ему пришлось проснуться. На этом. Жаль. Всё-всё, встаю.

- Доброе утро, Машенька. Хорошо спал. Заснуть долго не мог. На улице жара, все соседи гоняют кондиционеры, а у Палыча, что над нами, конденсат капает как раз нам на подоконник! Ты не волнуйся за меня. У меня правда все хорошо. Кушаю. Вчера варил уху из хвостов и плавников семги. Знаешь, у нас в Универсаме продают неплохие суповые наборы. Нет, конечно, так вкусно как у тебя, у меня не получается. Но ничего, есть можно. Пенсию все-таки мне пересчитали. Пока не знаю сколько, в среду пойду на почту, выдадут – увижу. А по телевизору сегодня концерт Софии Ротару. Юбилей у нее. Помнишь, как мы с тобой на концерт ходили? Платье у тебя еще такое было синее в белый горох …, и песни она старые пела … наши. «Чееервооону руту не шукааай вечорами, ты у мэнэ едина тилько ты повир …». А мы подпевали … .

Он подошел к окну, глянуть на свою «ласточку», как она переночевала во дворе.

- Столько сейчас всяких уродов, так и норовят что-то попортить. Следи, да следи. Раньше у нас вообще в подъезде квартиры на замок не закрывались. С соседями и Новый год гуляли, и Пасху, и Курбан айт, и горе какое, и радость. Во двор выносили столы да лавки деревянные, у Серика, царствие ему небесное, в сарайке лежали. Наготовим всем колхозом. Моя - пирогов напечет, с грибами, с яблоками. Масхут - такой пловешник на открытом огне приготовит! Я в жизни ничего вкуснее не ел … .

И стариковская память тут же услужливо подкинула цветную картинку - лежат в желтовато знойном пропаренном рисе куски мяса крупные, блестят на солнце, и морковка такая же солнечная сочная, а запах …, одним ароматом наесться можно.

- А теперь, половину соседей вообще в лицо не знаю, хотя и дом старый и живем мы тут уже сорок лет, - вздохнул дед, потирая небритый подбородок


***


Вышел. Прошаркал по разбитому дворовому асфальту, мимо развалившейся песочницы, серой простыни, сохнувшей на пожелтевшей от времени и погоды веревке, прямо к нестройному ряду припаркованных машин. Погладил зеленый теплый бочок своего старенького Жигуленка, который почему-то всегда у него был женского пола и носил самые нежные имена – «ладушка», «ласточка», «боевая подруга», «девочка моя» … . Любовно протер зеркала и лобовое стекло, привычно сел за руль, включил Радио-ретро. Ну что, родная моя, поехали на работу! Ты уж не подводи меня, у меня тоже все болит, но бегаю же. Вот и ты старайся.

- Здравствуйте, Ленина/Курмангазы, триста, подвезете?
- Садись, милая. Что ж дитёнка-то так тепло одела, жара ведь, сопреет
- Да болеет он, дедушка, температура держится вот уже неделю, куда только не возила, никто из врачей ничего толком сказать не может. И анализы сдавали и УЗИ делали. Ничего.
- А сейчас куда едешь?
- Адресок тут дали, женщина одна, говорят, хорошо лечит, и по пульсу диагноз ставит. Вот хочу попробовать. Боязно. Сама бы ладно, а тут ребенок. Боязно, - повторила пассажирка
- Не печалься, выздоровеет. Вот что расскажу тебе. Мой первенец, тогда ему всего полтора месяца от роду было, попал в больницу. Жена моя кормилицей оказалась никудышней, вот и стали прикармливать его кефирчиком с молочной кухни. Оттуда говорят и занесли инфекцию. Тяжелый был. Худенький, синененький – страсть смотреть. Медсестричка пришла ему укол делать, развернула:
- Ой, говорит, мальчонка-то, как цыпленок по рубль шестьдесят! - были когда-то в магазинах такие продукты, ты, поди, не застала. Молоденькая совсем.

Я расстроился, конечно «цыпленок», ест плохо, понос никак не останавливается, да на понос даже не похож, одна грязь и слизь из организма выходит, температура, капельницу некуда ставить, вены-то тоненькие как ниточки … . Так вот. Нянечка там одна была. Сижу я коридоре, плачу. Подошла, спросила – что, милой? Ну, я и рассказал все как на духу - ребенок первый, месяц лежим, трудно все было, но похоже получше становится, а сегодня сынок мой даже улыбнулся. Она положила мне руку на плечо, и говорит: «Ой, милой, не боись, поправится. И улыбнется еще, и женится, и в армию пойдет …». До сих пор помню ее слова. Жене спасибо – выходила нашего мальчика. А у сына теперь у самого - два сына и дочка. Вот так. И твой поправится. Где тебе лучше остановить?
- Точно не знаю, за перекрестком остановите, поищу там нужный дом. Спасибо вам.
- За что это?
- Поддержали. А то так тошно. Что делать не знаю. Мужа нет, мама далеко. Растерялась я совсем. Возьмите – протянула она влажную смятую пятисотку.
- Убери. Денег не надо. Тебе они сейчас пригодятся. Удачи тебе милая, не болейте оба!

Постоял немного. Ох-ох-ох. Плохо, когда детки болеют … .

Поехал дальше. Алматинская дневная жара набирала обороты.

- Батя, до Меги не по пути?
- Ну садись
- Батя, только давай поскорее, опаздываю
- Куда ж так торопишься?
- Да девчонку тут склеил, свидание назначил, а сам вот опаздываю, как бы не передумала …
- А ты что ее номер телефона-то не взял?
- В том-то и дело, что нет. Девчонки умные стали, мой телефон взяла, говорит, если надумаю – сама тебе позвоню. Позвонила. Я, честно говоря, чуть не обоссался от радости. Сейчас приду, а ее там нет, где искать-то потом?
- Хорошая девочка что-ли?
- И не говори дед. Фигура …, ноги от ушей, лицо …, и не дура вроде, говорит в колледже учится на первом курсе
- ну вот, а говоришь, искать не знаешь где. Не встретитесь - поедешь в колеж этот, там на крылечке подежуришь. Имя-то знаешь?
- Алииина – парень мечтательно закатил глаза прямо под перевернутую бейсболку, - если не наврала конечно
- Давай сделаем так, к Меге подъедем, ты выйдешь, а я постою, подожду. Если встретишься – махни мне рукой, у меня дальнозоркость. «Высоко сижу - далеко гляжу». Я увижу. Если не встретишься, приходи обратно, поедем в колеж еёный, поищем твою красавицу
- Ты мировой дед! Ну я погнал …
- С Богом!

Заглушил мотор. Попил водички.

- Подожду маленько. Парень, хоть и невоспитанный, но неплохой, на внука моего похож. Давненько мы с ним не виделись. Другие они все же. Я когда познакомился со своей Машенькой, ни о чем думать не мог, везде глаза ее видел, зеленые, большие, то ли грустит, то ли улыбается. А этот …. фигура … .

Все. Встретились. Хорошо. Ну и я домой, пожалуй. Сердечко что-то устало, шалит.


***


Знакомый двор встретил вечерней прохладой, и одноглазый фонарь, привычно подмигнул старому соседу. Ключ, поскрипел, цепляясь за ему одному известные зазубрины замка, и натружено провернулся. Тишина в квартире звенела, так, что уши сразу оглохли и заполнились ватой. Вот и день прошел.

- Здравствуй, моя дорогая. Я дома. День у меня сегодня был такой пригожий. С хорошими людьми познакомился, помог, и денежек немного подзаработал. Да нет. Мне пенсии хватает. Куда мне одному-то. А так …, смысл какой-то есть … . Все, Машенька, и тебе спокойной ночи.

С портрета смотрела на него, улыбаясь одними глазами, самая лучшая женщина на свете …


***


Подошла к кровати. Наклонилась, как над ребенком. Спит вроде. Намаялся сердешный. И окно в спальне так и не отремонтировал. Хоть и жара, а ночью все же поддувает, не простыл бы. К врачу ведь все равно не пойдет, так и будет дома скрипеть и кашлять. Провела прозрачной ладонью по его небритой щеке, поправила подушку, вздохнула, плеснула по ножке кровати невесомым подолом - синим в белый горох, и растворилась в темной тишине родного дома.

Грех

- Как вы предохраняетесь? – донесся откуда-то ватный глухой мужской голос

Кто это? Он меня спрашивает? О чем он? Почему я ничего не вижу? У меня закрыты глаза. У меня нет глаз, у меня ничего нет, бьется какая-то жилка в полной темноте. Где я, кто я? А … я - этот метущийся всполох в пространстве. Мрак. Тишина. Да кто это мне все время мешает? Здесь хорошо, спокойно. Я лечу …. танцую … плыву … или танцую в воде … . Легко. Свободно. Ничего не чувствую. Ах, ну да, у меня же нет тела. Я умерла? Хорошооооо.

Лицо. Почему в облаке? Это не облако … дым … нет, не дым … . Женщина. Она наклоняется, что-то со мной делает. Колет укол. Мне не больно. Совсем не больно. Ушла.

Провал.
Руки. Это мои руки? Большие, белые, раздутые, тяжелые… . Тошнит.
Кровь. Откуда кровь?
Господи, Иисусе Христе! Я здесь. Я не умерла. Я убила!

Она резко села на скрипучей кровати. От этого движенья внизу что-то захлюпало. Провела рукой по волосам, по лицу. Закрыла ладонью рот. Боже, скажи, что я сплю. Проснусь, и все будет как раньше.

Нет, как раньше уже не будет. Никогда.



***


С чего все началось?

С любви.

Мы переезжали на новую квартиру. Мои мальчишки таскали вещи, смеялись, толкали друг друга, спорили, кто вперед зайдет в дверь. Первой оказалась наша трехцветная кошка Муська, прошмыгнув между шумящей толпой и косяком, мигом очутилась на теплом пятнистом линолеуме. Прямо на пол из кухонного окна была разлита лужа солнечного света. И Муська, забыв, что она уже не котенок какой-нибудь, а взрослая солидная мама троих детей, принялась ловить на полу солнечных зайчиков.

Дом был новый, половина квартир пустовали, и те жильцы, которые въехали первыми, быстро объединились на почве удаленности от цивилизации и устройства своего общего коммунального хозяйства. Я, открыв кран, обнаружила отсутствие горячей воды и постучалась в квартиру напротив, узнать, а как у них. Незапертая дверь распахнулась, на пороге стоял мужчина, из-за него выглядывала, крохотная девчонка, сверкавшая любопытными карими глазенками.

- Добрый день, я – Вероника, мы ваши новые соседи, - протараторила я. И вдруг, со мной случилось какое-то головокружение. В этот момент я прямо на себе почувствовала, что такое - «сердце ушло в пятки». Что это было? Я будто узнала его! По моим ощущениям прошло минут двадцать, как мы молча стояли и смотрели друг на друга, два совершенно незнакомых, но таких родных человека
- Здравствуйте, а я - Руслан. Мы тут уже целую неделю, можно сказать старожилы, - улыбнувшись, сказал он, - Гузель, угости тетю яблоками, возьми там на столе в вазе
- А у нас воды горячей нет …
- И у нас тоже, обещали завтра включить, мы уж вчера ходили с КСК ругаться, они только руками разводят - «что вы хотите, новостройка».
- Спасибо, - принимая из детских ручек два румяных душистых яблока, сказала я, - ну я тогда пойду греть воду, пацанов своих купать пора, намаялись сегодня с переездом
- Заходите если что. У нас на востоке так – сосед – самый близкий родственник

Потом, когда мы уже стали близки, Руслан сказал мне, - Тогда, когда я увидел тебя впервые, в дверном проеме с красными яблоками и ямочками на щеках, я понял, что всегда буду тебя любить.

- Разве так бывает? При первой встрече …, - я игриво прищурила глаз
- Раньше не было, а теперь знаю – бывает. Как же мы жить-то с тобой будем, любимая ты моя девочка?
- А так и будем …

Наивная. Любовь хороша только вначале. Зовущие взгляды, тайные встречи, сносящие голову поцелуи, учащенно бьющиеся вместе сердца, объятия, за которые можно отдать все. А потом пошло-поехало - семьи, дети, командировки, покупка дивана, мужья-жены, ссоры, отпуск, вранье, долги, больные родители, зловредные начальники, юбилеи и праздники, зарплаты, рынок, сломанный лифт, сливовое варенье, родительские собрания, субботник во дворе – в общем, жизнь.

А любовь? Она была среди всей этой карусели. Она светила, согревала и радовала, распускалась роскошными цветами в дождливый день. Она была похожа на смысл. Смысл этой дурацкой жизни. И как настоящая любовь, она просто обязана была принести плоды. Точнее плод.

Я уже две недели кашляла, тело разрывалось и болело, не помогали никакие лекарства и полоскания, а на рентген я ходила регулярно, как на работу. «Бронхо-легочная инфекция», - констатировал доктор буднично, - «надо сменить антибиотик». Как сменить? Я и этот-то глотала с трудом, любые таблетки сразу вызывали рвотный рефлекс. Пришлось два раза в день ходить в поликлинику на уколы. Голова болела, аппетита не было вообще, наоборот, даже запах пищи был мне неприятен. Могла пить только яблочный сок. И еще почему-то хотелось соленых огурцов.

-Ты, часом, не беременная, подруга? – глядя на мои круги под глазами и початую банку огурцов на кухонном столе, заботливо спросила Машенька из канцелярии, пришедшая навестить заболевшую сотрудницу.
- Да прям! Траванулась просто, мыслимо ли столько всякой химии проглотить, - при слове «химия» меня снова замутило
- На вот, прими малинки, может полегчает? – протянула она мне торжественно банку домашнего джема и лимоны, - А лимончик киииисленький – голый витамин С! От всего помогает.

Как-то, придя в очередной раз в процедурный кабинет, я решила заглянуть на всякий случай к гинекологу. Вдруг Машенька, обладает даром ясновидения. Благо очереди у кабинета не наблюдалось. Подтвердив самые худшие мои предположения, видавшая виды докторица, вздохнула:

- Смотри сама, девонька, риск большой, в первом триместре беременности закладываются все органы у дитеночка-то. А ты вон, зеленая вся, с инфекцией справиться не можешь
- Я ж не знала …
- Ну а знала бы? Что бронхит бы лечить не стала? Ну и померла бы в расцвете лет. Кому лучше-то? А хочешь если ребеночка здоровенького родить, подлечись сначала, как следовает, да и забеременей потом на радость, молодая же ишшо
- Да мне этого жалко, он же уже есть …
- А жизни своей молодой не жалко? Будешь потом с инвалидом на руках маяться. А все почему? Потому что меня не послушалась, на жалость поддалась. Думай. Недели три есть у тебя еще. Да не тяни кота за хвост. Все. Иди.

Не дай Бог кому-то принимать такие решения. Это адский ад. Остаешься одна со своими неутешительными внутренними диалогами, и все мужья сразу не причем, не советчики они в этом деле. Даже если рассказать обо всем честно. Не по силам им. И вот, ты что-то делаешь, с кем-то говоришь, покупаешь продукты, о чем-то договариваешься, проверяешь у детей уроки, варишь борщ, но это все внешняя суета. Настоящая жизнь и маета происходит в это время внутри тебя.

Руслан, конечно, сразу скажет – рожай, вырастим. Дети для него – святое. Была бы его законной женой, дюжину бы ему родила, не шучу. А моим, как в глаза смотреть? Интересно, кто там девочка или мальчик? Очень девочку хочется. Конечно, все сразу догадаются, чей это ребенок, и вся налаженная жизнь сразу полетит в тартарары. Похожа-то она на папу будет. А я вон – блондинка голубоглазая. Явно согрешила. Что же все-таки делать? А что, если правда, права та гинекологиня и ребенок больной родится? Вон как меня перетрясло с бронхитом этим.



***



- Как вы предохраняетесь? – спрашивает врач у чернобровой женщины средних лет, лежащей на соседней койке
- Ну вот так и предохраняюсь, доктор, залетела - аборт сделала. Мне уж хватит рожать, а я все несу и несу. Да ничего, я здоровая. Щас вот часок полежу и домой. Хозяйство у меня. Дети. Мужик один не справится
- Ваше, конечно, дело. А может мы вам, пока вы здесь, спираль хорошую поставим, не придется потом на аборты бегать
- Да она у меня вылетит тут же спираль ваша, - хихикнула тетка, я как подниму ведро с кормом для свиней, так и все. Деньги только переводить. Неа, не надо это мне.

Как просто все, а у меня … - вернулась я к своим невеселым мыслям, - Поздно. Сделано. Господи прости меня грешную, прости.


Отче наш, Иже еси на небесе́х!
Да святится имя Твое, да прии́дет Царствие Твое,
Да будет воля Твоя, яко на небеси́ и на земли́.
Хлеб наш насущный да́ждь нам дне́сь;
И оста́ви нам до́лги наша, якоже и мы оставляем должнико́м нашим;
И не введи нас во искушение, но изба́ви нас от лукаваго.

Хо-ро-шо

"...И каждый пошел своею дорогой,
а поезд пошел своей" — А. Макаревич


- Пирожки, пирожки горячие! С мяяясом, с капууустой, с картооошкой … . Сами в рот просятся. Берите, не пожалеете
- Газеееты, журнаааллы, кроссворды. Выбросить не жалко, и в дороге не скучно! Спид-инфо, Правда, Вечерка. Налетай, покупай!

Аглая шла по обшарпанному перрону в новых красных туфельках, пытаясь шагать красиво, как учили в любимой «Работнице», свежий номер которой, прямо накануне отъезда из дома, принес местный почтальон. Но ноги все время подворачивались, попадая в фигурные выбоины на асфальте, к тому же, она тянула за собой тяжеленный чемодан и зашитую-перезашитую сумку-тележку со стертыми колесиками. Так что походочка была так себе. «Как в море лодочка», - сказал бы глядя на нее с мерзкой ухмылочкой, вечно поддатый сосед дядя Леша.

- Дама, ну что ж вы надрываетесь, когда рядом мужчина с тележкой? Прокачу с ветерком!
- Да отстаньте вы, не нужна мне помощь
- С такой красавицы недорого возьму
- Я же сказала – нет. У меня деньги кончились, домой еду из отпуска
- Что ж вы в отпуск-то в наши северные края, чай моря никакого не нашлось для отдыха?
- Так получилось… . Родом я отсюда … .
- Вещи-то давайте
- Нет уж! Знаю я ваше «недорого»? Сама дотащу. Вон уже и вагон мой
- Ну, как знаете, - упустив законные три рубля, обиделся носильщик. С противным скрипом он развернул свое транспортное средство, и что-то бурча себе под, нос отправился на новые поиски.

Уфф! Наконец-то! Дошла! Проводник, едва глянув на билет, отодвинулся в сторону от подножки, давая пассажирке возможность пройти на свое место в купейном вагоне. Хорошо все-таки ехать от начальной, до конечной станции без пересадок. Засунешь вещи (будь они неладны, все руки оборвали!) на багажную полку, и отдыхай себе, думай, спи под стук колес.

Вообще-то Аглая любила ездить в поезде. Серьезно. А что? Лежишь себе на полке в полный рост, попа и ноги не затекают, как в кресле самолета. А устанешь лежать, можно встать, пройтись по вагону, посмотреть на смену картинок за пыльным окном. Вагонные туалеты конечно … , отдельная история. Чем их моют и моют ли вообще, что они так воняют, даже в самом начале пути? Заходишь и очень стараешься не вдыхать воздух и не касаться ничего руками, чтобы не подцепить какую заразу. Но в купе-то хорошо. Постель влажная, но чистая, чай в подстаканниках, и любимая книжка на весь путь. Залезла наверх и «не клят - не мят», как говорила моя уральская бабушка. Вот только попутчики всякие случаются. Да, где, кстати они? Не может быть. Такой популярный маршрут Свердловск – Алма-Ата, и без соседей?

Сосед все же появился. Не сразу. Подсел поздним вечером на какой-то маленькой станции. Чернявенький такой молодой человек. Молча зашел, за узкой спиной болтается солдатский потрепанный рюкзачок, едва кивнул на вежливое - «добрый вечер». Странный какой-то. То ли разговаривать по-нашему не умеет, то ли сам бирюк такой. Сразу скинул стоптанные ботинки и улегся прямо на незаправленную постель, лицом к стене. Все.

Ну и ладно! Даже лучше …

Спать-всем-спать, спать-всем-спать, спать-всем-спать – стучали колеса, убаюкивая своих ночных пассажиров …



***



….. Мама. Печка. Откуда печка взялась в их доме? Нет, это не печка, а большой корабль… Море темное, бурлит. Страшно. Все качается. За борт падают круглые как солнце лепешки, которые напекла мама. Надо поймать их и тогда все будет хорошо. Вода… . Это морские брызги плачут прямо по щекам…. Лепешки никак не ловятся и всё падают, падают вниз. А там их подхватывают рыжие языки пламени, огонь пляшет прямо по воде и в этом танце отчетливо слышится их ритм. Чух-чух-чух, чух-чух-чух, чух-чух-чух … .

Пассажир очнулся. Лицо мокрое от слез. Как же болит голова, каждый стук колес отдается в висках барабанным боем. Как невыносимо ждать. Скорый поезд, а так медленно тащится. И что так ноет внутри? Ноет, болит, тянет жилы. Вспомнил.

Мама, отец – я уже еду … .


***


Аглая вздрогнула и проснулась. Сосед ходил по сжатому пространству купе, как медведь по клетке. Память сразу же подбросила картинку. Вот она идет с папой в зоопарк, подходи к клеткам с запертыми там облезлыми хищниками, и видит большого бурого медведя, который тупо мотается по крошечной одиночной камере. В этом была такая безысходность, такая неизбежность, что она громко расплакалась и потянула удивленного отца прочь. Вот и сейчас, глядя на эту мятущуюся тень в темном купе – она ощутила тот же приступ жалости, что и в детстве.

- Не спится? Вы плохо себя чувствуете? - приподнявшись на одном локте со смятой подушки, участливо спросила она
- Разбудил вас? – глухо прозвучал в темноте его голос
- У вас что-то случилось?
- Да я и сам не знаю что. Вот домой еду, к родителям ………. на похороны …… наверное
- Как это «наверное»?
- Сразу и не объяснишь
- А вы начните, дорога-то длинная
- Добираюсь вот уже вторые сутки, ни спать не могу, ни есть, кусок в горло не лезет. А до дому еще ехать и ехать. Вообще-то я из дома и еду. Сам родился в Казахстане, потом в армию забрали, в Белоруссии служил. Девушку хорошую там встретил. Беленькая такая. Ну, любовь, все такое. Женился. Да так там и остался. А чего? Работа есть, дом хороший, живем как люди.
- И детки есть? – глаза постепенно привыкли к темноте, и было видно, как улыбка тронула его усталое лицо
- Доча. На меня похожа. Идет по деревне с матерью за руку, как будто и не ее ребенок.

Да я тоже на мать свою не похож, она русская, а отец уйгур. Вот такой у нас интернационал, - помолчал, потом продолжил, - только я с тех пор так в Казахстане и не был. Закрутилось как-то все. А тут… . В поле работаю. На тракторе я. Бежит, смотрю, девчонка от председателя нашего, говорит, вам, дядя Алик, в контору звонили. Из Казахстана вроде. Слышно было плохо. Сказали (ой, дядя Алик, прямо не знаю, как и сказать вам) угорели ваши родители в дому своем.

-У-го-ре-ли, у-го-ре-ли, у-го-ре-ли, - вторил поезд, гремя всеми стыками на повороте
- Ох! А как это произошло? – потрясенная Аглая в испуге прикрыла рот ладошкой
- Не знаю ничего. Пытался дозвониться до села нашего с почты. Не получилось. Решил – поеду. Так и добираюсь на перекладных. Вы сны объяснять умеете?
- Иногда, да. Мне бабушка много рассказывала о знаках во сне. А что вы видели?
- Накануне снится мне сон - наш дом, родительский, людей много и, будто лепешки пекут и в стопочки складывают …
- Вообще-то это неплохой сон, по-моему, хлеб это всегда к чему-то хорошему! Может живы?
-Жи-вы, жи-вы, жи-вы, - весело постукивали колеса
- Давай-те-ка, Алик, чайку сейчас с вами попьем, потом спать ляжем. Вам в любом случае силы понадобятся. А днем уже в Алма-Ате будем. Утро вечера мудреннее.


Так и сделали.

Когда улеглись спать, Аглая долго еще не могла уснуть. Все думала о семье своей, о бабушке, оставшейся вдовой в двадцать четыре года, о деде, репрессированном в тридцать седьмом. О том, что надо, как приедет домой, сразу позвонить маме. Что нет никого дороже, чем дети и родители. Что зачем так много работаем, раз не хватает времени увидеться. Что все хорошие слова надо говорить близким людям пока они рядом…..

- Ря-дом, ря-дом,ря-дом, ря-дом, ря-дом ……….., - соглашался с ней поезд

Утром, проснувшись, они увидели, что мир вокруг как будто изменился. Солнце щекотало в носу, бегало зайчиком от накрытого бумажной салфеткой одноногого столика, до металлического прутика, поддерживающего белую с нарисованными яблоками занавеску. Пассажиры готовились к прибытию. Хлопали дверцы в конец испорченного туалета, где-то плакал ребенок. «Сдавайте постель», - повторял громким прокуренным голосом слегка помятый проводник, заглядывая в узкие проемы купе … .

Надо же, - подумала Аглая, - как много может произойти только за одну ночь

- Алик, вот возьми мой номер домашнего телефона, - обязательно позвони, как доберешься до места, - и, приобняв его за плечи, шепнула, - я чувствую, все будет хорошо.
- Хо-ро-шо, хо-ро-шо, хо-ро-шо, - неустанно твердил поезд.


Они расстались на перроне, огонек светофора мигнул им на прощание зеленым глазом.



***



- Они Живы!!!!!! – радостно кричал голос в трубку телефона, - Живы, только в больнице, но им уже лучше, завтра выписывают. Спасибо вам!
- А мне-то за что? – радостно засмеялась Аглая, и увидела в зеркальном отражении, как дочка неровно шагает, шлепая каблуками красных туфелек, спадающих с ее маленьких ножек. «Как в море лодочка» …

Чай вдвоем

Они всегда были неразлучны. С самого первого дня их долгой жизни. Люди их так и называли – чайная пара. Ей нравилось это название, звучавшее как-то очень тепло, торжественно и по-семейному. А друг для друга они были Глория и Грей, и это была их маленькая тайна.

Она любила смотреть на свое отражение в зеркальной витрине огромного шкафа красного дерева. Пожалуй, золотистая каемочка по краям немного стерлась, и фиалки на платье поблекли. Но фарфор как прежде тонок и форма идеальна. И самое главное, она не одна, с ней ее партнер - ее опора, фундамент, каменная стена, несмотря на всю его хрупкую сущность. Благодаря ему, она окружена заботой и чувствует себя очень устойчивой. Грей всегда мужественно нес ее на себе, не давая упасть и расплескаться. Настоящий мужчина, джентельмен. Не всем так везет. Конечно, это понимание пришло с годами, не всегда она была такая умная.

Когда-то очень давно, Глория и Грей были только маленькой частью большого сервиза. По большим праздникам женщина в строгом длинном сером платье с белым воротничком и белом фартуке любовно расставляла все предметы для чаепития на круглом столе, накрытом белой крахмальной скатертью. Фарфоровые пары кружились, как в мазурке, по его выглаженной поверхности, всплескивая оборками и воланами, украшенными затейливыми цветами. Гости, собравшиеся за этим столом, были элегантны и учтивы. Они говорили о прекрасной музыке, поэзии и живописи, о предстоящем бале в известном княжеском доме, о непослушании детей и здоровье тетушек, о неспокойной политической обстановке, а после снова возвращались к музыке. Один из них прикасался к Глории влажными мягкими губами, и восхитительная, ароматная жидкость, которой было наполнено все ее тело, плавно перетекала из одного сосуда в другой, смягчая и согревая человеческое горло и сердце.

Глория не понимала, что произошло дальше. Сначала изменился свет в гостиной, стало темно и мрачно. Потом опустел дом, прекратились музыкальные вечера и затихли голоса детей. Какие-то грязные грубые руки сгрудили всю посуду в одном вонючем ящике и спустили в подвал. Там было сыро, пахло плесенью и бегали крысы. Многие их с Греем друзья и подруги тогда превратились в тусклые осколки. Сколько прошло времени, никто не знает. Но однажды все те, кто выжил, были извлечены на белый свет и постепенно перекочевали на грязные тряпки, расстеленные прямо на земле шумного блошиного рынка.

Грею с Глорией повезло, их купили, и они попали в один небогатый, но чистый дом. Их принесли в подарок хозяйке дома в коробочке, перевязанной розовой лентой. Хозяйка их любила, доставала исключительно по праздникам. Конечно, теперешние праздники были не чета прошлым, вздыхали весьма постаревшие фарфоровые партнеры, но они по-прежнему были кому-то нужны, и это было приятно. Иногда, когда их владелица оставалась одна дома, на столе, кроме неразлучной пары, появлялась еще стеклянная граненая рюмка, заполненная чем-то прозрачным и шоколадные конфеты. Тогда тягостное молчание повисало над столом, и только горячие хозяйкины слезы звонко капали прямо в чайное сердце Глории. Жизнь текла размеренно. Все как-то устоялось, имело свой ритм и смысл.

Все рухнуло в один день. Их обоих доставали из шкафа, готовясь к очередному тожеству. И вдруг … . Ее любовь и основа, ее Грей, прочно прилипший к ней всем телом, вдруг оторвался и полетел вниз. Дзынь! Через секунду, на полу лежали одни только жалкие осколки того, что ей было так дорого. Глория покачнулась, потеряв равновесие, взмахнула изящной ручкой и отправилась вслед за любимым. Вот и все. «Ну и пусть жизнь закончится прямо сейчас», - подумала она, - «зато мы снова будем вместе, а еще я теперь умею летать». И это по-тря-са-ю-ще!